Поиск по творчеству и критике
Cлово "DES"
Входимость: 1. Размер: 46кб.
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 46кб.
Часть текста: дальше заглавия, на эти вот строки, -- тут нечего делать. Пусть глаза -- чьи б они ни были -- поворачивают обратно. В последующем тексте нельзя будет сыскать фантомов, порождённых бредом и сном, равным образом, рассказ пройдёт мимо фантомов аллегорических и символических: объект его -- архипрозаичный, из дерева, резины и кожи, так называемый _медицинский фантом_. Точнее: одна из существеннейших его принадлежностей. Ну вот, и не надо дальше, отдёргивайтесь с строк -- оставьте меня наедине с моим рассказом. Впрочем, я буду лишь пересказчиком: мне принадлежат только слова, а факты ему -- Двулюд-Склифскому. Проверить его бытие, невыдуманность поставщика фактов, чрезвычайно просто: стоит лишь фантазии -- дойти до этого вон слипшегося из кирпичей и труб дома. Тут фантазии надо стать на цыпочки и дотянуться глазами до одного из окон седьмого этажа, под самую покрышь громады. Навстречу её глазам и рассвету под невыключенным жухло-жёлтым электрическим пятном -- квадрат стола, поверх него -- квадрат раскрытой книги, поверх книги -- щекой и ухом в буквы со стянутыми веками и сонно расползшимся ртом голова Двулюд-Склифского. Рассвет крепчает -- и сейчас уже можно рассмотреть те из слов поверх плоской бумажной подушки, которые не попали под притиск головы: "... и после того, как родовой канал фантома будет загнут наподобие рыболовного крюка, фантому изготовляются бёдра и мягкие части, которые, подобно мягкой мебели, набиваются волосом и мочалом и обтягиваются холстом. После этого прибор обшивается вымоченной и размягченной кожей и в него, имитируя Labia majora, вделывается щелеобразно...
Входимость: 1. Размер: 17кб.
Часть текста: не знаю: но знаю точно -- мысль Мудреца только и делала, что переходила из вещи в вещь, выискивая и вынимая из них их _смыслы_. Все смыслы, друг другу ненужные и несродные, она стаскивала в одно место: мозг Мудреца. Мысль с вещами, большими ли, малыми ли, поступала так: разжав их плотно-примкнутые друг к другу поверхности и грани, мысль старалась проникнуть в глубь, и ещё в глубь, до того interieur'а вещи, в котором и хранится, в единственном экземпляре, _смысл вещи_, её суть. После этого грани и поверхности ставились, обыкновенно, на место: будто ничего и не случилось. Естественно, что всякой вещи, как бы мала и тленна она ни была, несказанно дорог и нужнее нужного нужен её собственный неповторяемый смысл: лучами -- шипами -- лезвиями граней, самыми малостью и тленностью своими выскальзывают вещи из познания, защищают свои крошечные "я" от чужих "Я". Будьте всегда сострадательны к познаваемому, вундеркинды. Уважайте неприкосновенность _чужого смысла_. Прежде чем постигнуть какой-нибудь феномен, подумайте, приятно ли было бы вам, если б, вынув из вас вашу суть, отдали бы её в другой, враждебный и чуждый вам мозг. Не трогайте, дети, феноменов: пусть живут, пусть себе являются, как являлись издревле нашим дедам и прадедам. Но мысль Мудреца не знала сострадания. Катастрофа была неотвратима. Вначале всё пространственно-близкое от головы философа, всё "само по себе понятное" было вне круга опасности. Верхушки тополей, шумящих над сонными водами Прегеля. Шпили кирх. Недалёкие люди. Предметы, крепко оправленные в пространство. События, расчисленные по святцам. Мысль философа начинала мыслить издалека, замерцав где-то, среди мерцания дальних звёзд, в Teorie des Himmels [1]: Мудрец рылся в ворохе белых сириусовых лучей, спокойно и деловито, точно это и не небо, а бельевой ящик старого отцовского комода, что ли. Как...