Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Ш"

1. Смерть эльфа

Входимость: 2. Размер: 17кб.

Часть текста: Стручком, которые имели честь быть знакомы с Виллиамом Шекспиром, или он так - без встреч и прощаний - эльфствовал по свету, пока не попал в ту сложную и трудную ситуацию, о которой говорит этот рассказ. Если, как утверждает наука, у тел есть антитела, у аэробов - анаэробы, то все читатели легко согласятся с тем, что у эльфов были антиэльфы. Иногда побеждало эль, в другой раз - антиэль, в данном случае эльф, биографию которого, точнее сказать - последнюю главу его биографии, пишет настоящий правдивый рассказ, попал, в борьбе с антиэльфами, в тяжелое положение, эмигрировал из своего царства прозрачнокрылых существ и искал укрытия от врагов. Фридрих Флюэхтен таскал свою музыку под левым локтем. Музыка была запрятана в коричневый чехол и, когда Флюэхтен втискивался вместе с ней в набитый людьми трамвай, издавала жалобный четырехструнный стон. Флюэхтен учился много и прилежно. Он водил своим смычком, как швея иглой, но не сшил себе даже самого малого подобия славы. Фрицхен, как называла его года четыре назад умершая мать, давно уже примирился со скромным местом виолончелиста в одном из почтенных кафе большого города. Изредка ему разрешали исполнить перед публикой, слушающей композиторов и ударами ложечек или вилок зовущей кельнеров, какие-нибудь не воспринимаемые никем вариации на давно забытую тему или рондо каприччиозо, все равно кого...

2. Мишени наступают

Входимость: 3. Размер: 21кб.

Часть текста: цепи, отмечали их в журнале огня крестиками. Когда неплоские, кончив ученье с плоскими, уходили, вскинув винтовки на плечо, людям-мишеням затыкали их раны паклей и деревянными колышками. Но снова наступал день стрельбы и снова пули щёлкали по телам намалёванных людей. Намалёванные стояли, вытянувшись во весь рост и держа винтовки наперевес. Это случилось пасмурным осенним днём. С неба дождило тяжёлыми свинцовыми каплями. В этот день была назначена стрельба. Дежурному по стрельбе было приказано ещё с рассветом расставить оцепление и проверить мишени. Плоских людей оцепили. Дежурный -- это был старый строевой офицер -- в сопровождении субалтерна и нескольких солдат начал обход молчаливой шеренеги мишеней. От его взгляда не ускользало никакой мелочи. Одна из мишеней наклонилась, вопреки уставу, несколько вперёд. Офицер приказал подправить. У другой из круглой ранки вывалился деревянный тычок. Офицер сделал знак глазами одному из солдат. Но тут случилось нечто странное. Не успел солдат шагнуть к такому же, как он, только плоскому изрешеченному пулями солдату, как тот вдруг, с винтовкой наперевес сделал шаг навстречу. -- Ну, ты, не видишь -- ветер... -- прикрикнул офицер на замешкавшегося солдата, но тотчас же сам отбежал назад. Вся длинная шеренга людей-мишеней, держа винтовки наперевес, молча двинулась вслед. Не было слышно команды, не было слышно и шага, но мишени шли. Оцепление уже через минуту было разорвано и разбросано в стороны, как брызги кружащегося колеса. Некоторые из беглецов наткнулись на подходившие к стрельбищу войска. Узнав, что мишеней на месте нет, командир недоуменно пожал плечами и скомандовал "кругом". Тем временем подошёл запыхавшийся дежурный по стрельбе, который шёпотом, задыхаясь, что-то...

3. Материалы к биографии Горгиса Катафалаки

Входимость: 1. Размер: 121кб.

Часть текста: врозь, враскат по щелям и темным углам. И за каждым из дней (дело жизнеописателя трудно) нагибаться и шарить во тьме пером. 1 Просматриватели хроники происшествий, может быть, и помнят зажатую в три строки нонпарели смерть старика Катафалаки. Переходя трамвайный путь, престарелый Катафалаки заметил непонятный красный блик, задергавшийся навстречу над вертушей бульвара. Заинтересованный феноменом, Катафалаки, став меж двух стальных параллелей, вытащил из футляра очки и, поймав проволочной заушиной ухо, наставил стекла на кривляющееся пятно; он успел уже прочесть: "Берег..." - и был распластан. Черная закладка смерти прикрыла "... ись трамвая". В наследство сыну остались - лишь пустая оправа очков, разбитых ударом булыжника, да пара чисто катафалаковских - вопросительными знаками из переносицы - чернильного цвета бровей. 2 С юных лет Горгис отдался всецело - от пят до макушки - страсти исследования, углубления и вникания. Всевозможные проблемы дергали его за брови и играли на морщинах лба, как на гармонике. Древние учили: удивление - начало философии. Не было такой вещи, которой мог бы вдоволь наизумляться Катафалаки, и все-таки философии не получалось. Это нисколько не обескуражило Горгиса - по сравнению с меланхолическим гейневским юношей, ждущим у моря ответов, у жизнерадостного Катафалаки было огромное преимущество: он лез - вслед за вопросами - в воду и сам, не боясь ни прибоя, ни глубин. Наука Горгису давалась трудно, память, как рваная сеть, не давала улова - он всю жизнь путал Сервантеса с Россинантом, Энгельса с Энгельке, трансцендентное с трансцендентальным, свободные стихи с прозой и Канта с Контом. Никакие отсихпоры и досихпоры,...

4. Возвращение Мюнхгаузена. Глава VII. Баденвердерский затворник

Входимость: 1. Размер: 30кб.

Часть текста: вспять и велел раскрыть двери из внутренних апартаментов в аудиенц-зал. В 4. 25 по стенам дворца зашуршало слово "шокинг". В 4. 30 король гневно дернул плечом, повернулся на каблуках, а церемониймейстер, поймав взгляд монарха, заявил придворным чинам, что аудиенция отменяется. Но было уже поздно: короля заставили ждать! Если аккуратность - вежливость королей, то аккуратность по отношению к королям - священный долг. Десять веков истории ниспровергались десятью минутами: король ждал. Даже палачи, отрубавшие головы английским королям, не смели запоздать ни на секунду, и меч ударял вместе с ударом колокола на старых часах Тауэра и вдруг... какой-то заезжий болтун. Немецкий агент, тершийся среди московских большевиков... Десять веков грузно ворочались, подымая могильные камни для удара, но десять минут, свесив ноги с часовой стрелки, весело отстукивали: ждал - ждал - ждал - ждал. Версия о похищении Мюнхгаузена на пути от коттеджа к дворцу шайкой коммунистов продержалась всего лишь несколько часов. Шофер Джонни показал, что он сам отвез барона на вокзал к поезду 4. 19. В доме барона был произведен обыск, но ничего подозрительного, кроме туфли с левой ноги, разлученной со своей парой, обнаружено не было. Маститый Уилки Доули, имевший разговор с бароном за полчаса до оскорбления величества (показание прислуги), был тоже подвергнут допросу, причем вел себя как сообщник: на вопросы - знал или не знал - неизменно следовало: "Я дал слово, ни слова более", - и теория невероятностей, как бы торжествуя победу, посадила ни в чем не повинного ученого в тюрьму, где он вскоре и умер не то от старости, не то от огорчения. Работы по возведению памятника барону Иеронимусу фон Мюнхгаузену, разумеется, были тотчас же прекращены, и посреди...

5. Возвращение Мюнхгаузена. Глава VI. Теория невероятностей

Входимость: 1. Размер: 22кб.

Часть текста: дождили с упорством лондонского дождя. Но даже выработанное долгим опытом умение обращаться с славой на этот раз не могло спасти барона Мюнхгаузена от некоторого чувства усталости и пресыщения. Каждый день он получал дипломы на звание члена-корреспондента, доктора философии и т. д. от всевозможных академий и университетов; американское объединение журналистов выбрало его своим шефом; на теле барона, кстати достаточно длинном, уже не хватало места для орденов, и приходилось их вешать с некоторыми отступлениями от статуса. Испанский король прислал ему художественно выполненный язык из золота, усыпанный бриллиантовыми прыщами, а один из самодержцев всероссийских бронзовую медаль с надписью: "За спасение погибающих". Был избран комитет по сбору пожертвований на постройку памятника Иеронимусу Мюнхгаузену; монеты катились отовсюду в фонд Комитета - и вскоре на одной из лондонских площадей состоялась торжественная закладка. Барону редко удавалось остаться наедине со своей старой трубкой, пишущая машинка тщетно подставляла клавиши под послеобеденные афоризмы: Мюнхгаузен был занят более важной и ответственной работой - лекция его, подхваченная всеми газетами мира, день за днем разрасталась в книгу, над которой он работал, часто отказываясь от сна и пищи. Правда, иному репортеру, проскальзывающему чуть ли не сквозь замочную скважину в дом, изредка удавалось остановить перо Мюнхгаузена. Неизменно вежливый, он поворачивал злое лицо навстречу расшаркивающему человеку: - Десять секунд. Секундомер пошел. Жду: раз... два... Ошарашенный репортер выбрасывал первый попавшийся вопрос вроде: - Из каких отделов должна состоять солидно поставленная газета? И через шестую долю секунды звучал ответ: - Из двух: оффициального и оффициантского. Восемь... девять... десять. Имею честь. Стоя за порогом интервьюер читал и перечитывал карандашную строку, не зная, как с ней быть....