Поиск по творчеству и критике
Cлово "ACADEMIA"
Входимость: 1. Размер: 76кб.
Входимость: 1. Размер: 23кб.
Входимость: 1. Размер: 64кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 76кб.
Часть текста: "Поэтика заглавий" (кстати, по сию пору единственная попытка историко-теоретически осмыслить любопытнейшую эту тему). Театровед -- из эрудированных,-- быть может, опознает в нем автора оригинальных, парадоксальностью запомнившихся остропроблемных исследований драматургии Шекспира и Шоу. Да историк театра назовет, пожалуй, нашумевший в начале двадцатых годов спектакль таировского Камерного театра "Человек, который был Четвергом" -- пьесу "по схеме Честертона" сочинил Кржижановский. Вот и все. Капля в море... Между тем даже помещенная в этой книге фотография свидетельствует, что в двадцатых -- тридцатых годах Кржижановский пользовался прочной известностью: знаменитый мастер фотопортрета М. Наппельбаум выбирал в качестве моделей исключительно писателей состоявшихся, причем определялось это не количеством книг, но мнением понимающих современников. По воспоминаниям А. Арго (и не его одного), в те годы "в литературных и окололитературных кругах много говорили о Сигизмунде Доминиковиче Кржижановском, поэте, прозаике, драматурге, критике, эссеисте и текстологе, человеке великой образованности, замечательном лекторе...". Где бы он ни выступал с чтением -- в Камерном театре, в доме Станиславского, на Никитинских субботниках, на вечерах, проводимых в квартире Брюсова вдовою поэта Иоанной Матвеевной, у Георгия Шенгели или в одном из домашних "литературных салонов",-- публики собиралось с избытком. Но проза Кржижановского, изустно популярная, не могла найти дорогу в печать. Он не отчаивался:...
Входимость: 1. Размер: 23кб.
Часть текста: была игра, начавшаяся так давно, как только в памяти вставал облик пожилого мужчины. Грузного. Чуть сгорбленного. С пристальным взглядом сквозь толстые стекла очков. Наверно, по-настоящему пожилым он стал позже, но в шесть-семь лет -- свое беспощадное ощущение возраста. Дядя Зигмунт был "взрослым", и налет седины должен был превратить его еще и в пожилого человека. "Ничему не удивляться", -- я совершенно случайно знала перевод латинской поговорки. Ее слишком часто повторяла дома бабушка, откладывая по утрам газетные простыни с холодящими кровь подробностями вредительской деятельности множившихся с немыслимой быстротой врагов народа. Пожалуй, это была единственная оценка, произносимая вслух, тем более при слишком маленькой внучке. Шел 1938 год. Когда-то бабушка училась на математическом факультете Сорбонны, кончала Фрёбелевский факультет Донского университета, и от дяди Зигмунта я узнала, что ей посвятил несколько строк Казимеж Тетмайер, до которого так и не успела дойти Литературная энциклопедия и о котором ни слова не сказала Большая советская в своем первом, стоявшем у нас дома издании. Великий польский поэт, повторял дядя Зигмунт. Может быть, это был его собственный перевод тетмайеровских строк? "Между артистами и публикой существует обычно недоразумение, возникшее оттого, что публика, требующая от артистов наибольшей впечатлительности и оригинальности в искусстве, не может ужиться с нею в жизни, -- как будто человек, в котором ночное безбрежие моря или шум вихря будят известную силу, может не испытать в себе действия подобных сил, когда видит что-нибудь такое, что потрясает его в жизни реальной. С другой стороны, и артисты ищут у массы той способности, которой одарены сами, забывая о том, что эта-то способность...
Входимость: 1. Размер: 64кб.
Часть текста: из глубины которого бесконечной чередою движутся, наступают на зрителя изрешеченные пулями плоские деревянные мишени, людские силуэты анфас… Эту картину я увидел в начале 1990 года в старом клубе МГУ, что на Моховой, где выставляла свои работы одна из множества нынешних групп художников. Имя автора ничего не сказало. Выяснилось только, что живёт он то ли в Пензе, то ли в Перми, то бишь вдалеке от Москвы, что ему нет ещё и тридцати, что выставляется в столице чуть ли не впервые. И, конечно, знать не знает, что написал картину «на тему» новеллы Сигизмунда Кржижановского «Мишени наступают», сочинённой в 1927 году, на исходе десятилетия попыток раздуть отечественную революцию «в мировой пожар» (разумеется, «на горе всем буржуям», не себе же!), до сих пор не опубликованной, хранящейся в архиве, где её читали человека три-четыре, не больше. Говорят, идеи носятся в воздухе. Если так, то идеям (или, как он предпочитал называть, «темам») Кржижановского присуща особенная, редкостная прочность: многие годы беспрерывно дующих переменчивых и резких ветров им не повредили. Думаю, что Кржижановского описанное совпадение не сильно бы удивило. Он знал, что пришёлся русской литературе не ко времени: «Я живу на полях книги, называемой „Общество“. Знал и то, что „промах судьбы“ небезнадёжен: „Я живу в таком далёком будущем, что моё будущее мне кажется прошлым, отжитым и истлевшим“. О том же — строка, взятая эпиграфом к этим заметкам: будничная, не выделяющаяся в его „Записных тетрадях“ среди прочих фраз, афоризмов, заглавий, неологизмов,...